Конец противостояния Запад — Восток
Все, что имеет начало, имеет и конец. А потому, хотим мы того, или нет, противостояние между Западом и Востоком должно когда-то закончиться. По мнению автора, время это уже подошло. Вот что по этому поводу пишет Ростислав Ищенко в своей статье «Когда падет ЕС». «В 486 году пал последний осколок Западной Римской империи — так называемое королевство Сиагрия. Римский полководец Афраний Сиагрий, которого варвары титуловали «королем римлян», в течение 10 лет после падения императорской власти в Риме сохранял на землях Западной Европы имперскую администрацию и пытался утвердиться в качестве законного преемника империи. Но он был разбит в битве при Суассоне франкским королем Хлодвигом I, который присоединил государство Сиагрия к своим владениям. Битвой при Суассоне завершилась последняя попытка сохранить римскую цивилизацию в Западной Европе. Сползание континента в «темные века» стало неизбежным. Сегодняшнюю ситуацию в ЕС часто сравнивают с Великим переселением народов, погубившим Римскую империю. Сравнение базируется на захлестывающей Европу волне беженцев из Африки и с Ближнего Востока. Однако наплыв беженцев в благополучный до последнего времени ЕС, как и атака варварскими племенами имперских границ в V веке нашей эры — лишь внешние признаки кризиса. На деле миллион или даже пять миллионов афро-азиатских беженцев не способны поколебать основы полумиллиардного ЕС (даже вкупе с уже проживающими там миллионами), так же как и варвары, которые оптом насчитывали едва ли более миллиона человек, не способны были угрожать Римской империи. Римская имперская армия и не с такими опасностями справлялась без проблем, а ЕС и не такие волны мигрантов поглощал. Следовательно, опасность несет не само переселение, якобы ослабляющее европейскую государственность, а уже существующая слабость европейской цивилизации, не оставляющая ей возможности традиционными средствами справиться с тем, что еще недавно не только не считалось угрозой, но приветствовалось как механизм стимулирования европейской экономики».
По мнению Ищенко, ключевым словом в определении сегодняшних проблем Европейского союза (да и Римской империи в прошлом) является экономика. «Более полутора тысяч лет назад была исчерпана ресурсная база античной римской экономики. Резко сократилась торговля, упали доходы казны. Армиям и чиновникам империя вынуждена была платить не деньгами, а пайками. По сути, начался переход к экономическому замыканию отдельных регионов на себя, с тенденцией к дальнейшему переходу к натуральному хозяйству, который полностью осуществился уже в темные века. Но ведь распад единого рынка ведет к распаду политической целостности. Регионам становится без надобности содержать центр, который как раз и обеспечивает единое экономическое и торговое пространство. Более того, недешевый в содержании центр становится обузой. И в регионах появляются свои удельные владельцы, за счет собственных дружин обеспечивающие защиту населения, а также интересы местной экономики и местного рынка. Интересы регионов расходятся, между ними возникают противоречия, и вот уже армии разных провинций формально единого государства самозабвенно воюют друг с другом, еще и привлекая на помощь варваров. Кому не нравится сравнение с Римом, могу напомнить, что в эпоху феодальной раздробленности Древней Руси, когда единый хозяйственный комплекс сменили замкнутые комплексы отдельных княжеств». То же самое, сейчас, происходит и в ЕС. Противоречия между ориентированными на США «младоевропейцами» и «старой Европой» прорывались еще в 2003 году, когда Ширак заметил, что поддержавшие намерения США начать войну в Ираке центральноевропейские неофиты ЕС «упустили хорошую возможность промолчать». В дальнейшем раскол Европы на «старую» и «новую» проявлялся в ходе каждого серьезного кризиса. Сегодня к нему добавилось еще несколько линий разлома. «Это противостояние суверенных европейских лидеров и Брюссельской евробюрократии. Это противостояние богатого Севера и нищего Юга Европы. Это противостояние Великобритании, претендующей на особое положение в Евросоюзе и континента, считающего, что Альбион не имеет права получать преимущества статуса члена ЕС и отказываться нести общеевропейские издержки. Это, наконец, противостояние разоренной Греции и разорителей-кредиторов во главе с Германией».
Евроскептические настроения настолько усилились в Британии, что ее парламент вынужден был проголосовать за назначение референдума о выходе Соединенного Королевства из ЕС, а королева согласилась с тем, что референдум должен состояться между 2015 и 2018 годом. «И что-то мне подсказывает, что, чем позже он состоится, тем больше будет за Ла-Маншем желающих сказать «Европа, прости! Европа, прощай!» А Британия — не Греция. Это одна из крупнейших и в принципе устойчивых экономик Евросоюза». Все внутриевропейские трения и конфликты определяются экономическими противоречиями между различными государствами, которые раньше (до начала глобального системного кризиса) ЕС успешно транслировал вовне — на неоколониальную периферию. Сегодняшний системный кризис вызван в первую очередь исчерпанием ресурсной базы экономики Pax Americana, в котором ЕС занимал привилегированное положение. Теперь Брюссель лишился возможности сглаживать внутриевропейские экономические противоречия за счет перекачки в Европу ресурсов глобальной периферии. Их не хватает даже для обеспечения устойчивости экономики США. «В результате чего, Вашингтон, ранее делившийся награбленным с Брюсселем, уже пытается ограбить своего европейского союзника. Недостаток ресурсов, ранее поддерживавших общеевропейское экономическое и торговое пространство и делавшее его выгодным для всех участников (для кого-то больше, для кого-то меньше), вызывает растущую потребность евробюрократии в привлечении для финансирования недешевых общеевропейских потребностей все новых и новых ресурсов, изымаемых из национальных экономик».
Сегодня ЕС становится для его членов из подателя благ их потребителем, из щедрого дарителя — грабителем. «Главное же, что в условиях исчезновения общеевропейской возможности выносить проблемы за пределы ЕС, сильные члены — локомотивы ЕС, вроде Германии и Франции, — стали все больше использовать общеевропейские механизмы для перекладывания проблем на плечи своих младших партнеров, мотивируя это общеевропейским единством. Но малые страны интересовались ЕС не с точки зрения разделения бремени, а желая разделить выгоды. Брюссельский центр становится обременительным в содержании, не нужным экономически и опасным политически. Даже Германия все чаще начинает решать свои (приравненные к общеевропейским) проблемы в ходе двусторонних контактов, как с членами ЕС, так и за его пределами. ЕС вступил в очевидный системный кризис, погубивший до него не одну империю. И ситуация с беженцами, которая вдруг до основания потрясла единую Европу, — лишь результат, но никак не причина этого кризиса. Варвары разрушают только ту империю, которая уже сгнила внутри. Впрочем, кризис может закончиться гибелью, а может — обновлением. Еще года два назад у ЕС были все шансы на обновление. За последние два года он слишком усердно следовал в фарватере внешней политики США и, в результате, слишком далеко зашел по пути саморазрушения. Центробежные силы стали слишком явными. Хватит ли у Европы сил, решимости и, главное, времени для необходимых реформ, которые могли бы спасти единую Европу? Сомнительно, но пока не случилась битва под Суассоном, у «королевства Сиагрия» был шанс устоять». Европа же этот шанс уже упустила, развязав свою «последнюю битву» с Русским миром. А начало этого процесса было положено в девяностые годы прошлого столетия сразу после развала СССР. Вместо того чтобы распустить уже никому не нужный блок НАТО, Западная Европа соорудила ЕС. В результате западноевропейские страны полностью утратили свой суверенитет и превратились в западноевропейские штаты Америки.
Вот такое положение дел мы наблюдаем сегодня в нашем мире. Если добавить сюда горячую войну на ближнем Востоке, торговую войну между США и Китаем, оранжевые революции в Азии и Африке, гражданскую войну на Украине, общеевропейскую войну против исламских беженцев и войну ИГИЛ против всех, становится понятным, что весь сегодняшний мир погряз в войне «всех против всех», а, следовательно, и против себя. «Последняя битва» уже началась, и «конец света» не за горами. В этой битве участвуют не только люди, но и сама планета. В последнее время многократно участились природные катаклизмы и их интенсивность, просыпаются спящие вулканы (и даже супервулканы), изменяют свои направления разнообразные океанические течения (в том числе, Гольфстрим), а вместе с ними изменяется и климат на Земле, и т.д. и т.п. Автору все это напоминает известный школьный эксперимент на уроке химии. Открытую консервную банку ставят на стол днищем вверх и снизу заполняют водородом. После чего, проделывают небольшое отверстие в днище и поджигают водород. Снизу в банку просачивается воздух из атмосферы, и вся эта конструкция начинает свистеть, причем, все с большей и большей частотой. Через некоторое время в банке образуется гремучая смесь, которая и взрывается с громким хлопком. Так вот, сегодня автор буквально физически ощущает «свист нашей планеты», она вот — вот взорвется. Удивительно, но большинство людей этого не замечают, а если и замечают, то думают, что все рассосется само собой. Нет, уже не рассосется, «битва под Суассоном» идет полным ходом! В любом случае, нам надо сопротивляться, «дорога есть вперед, дороги нет обратно». Шанс победить в «последней битве» и избежать «конца света» еще сохранился для жителей Востока (в целом) и Русского мира (в частности). Для этого нам надо правильно выбрать свою идеологию и следовать дальше в соответствие с этой идеологией (смотри главу «Четвертая политическая теория»).
Пока же мы движемся в никуда. Очень эмоционально об этом написал В.Л. Авагян («Возникшая система очевидным образом пожирает человека»): «Кто может сегодня конкретно сказать в каком общественном строе мы теперь живем? Или к какой общественной системе движемся? И насколько кому она нравится или нет? Есть ли у нас желание и стремление жить далее так, двигаться неизвестно куда, непонятно как, и неясно зачем? Людей давно уже спрашивают об их мнении только клоуны на выборах, которые ничего не решают. А люди, распределяющие блага, плевать хотели на мнение избирателей. Выхолостив власть, отняв у нее распределение материальных благ, и тем самым лишив ее предметности, современные прозападные элиты превратили избирательные процедуры в карнавал, а то и «секспросвет», в кружок уродов, которых избирают непонятно зачем, потому что они все равно ничего не решают. Народы и континенты принуждают непонятно к чему и гонят куда-то в никуда. Мы капитализм проходили в XIX веке, социализм в ХХ, а сейчас что — снова капитализм? Да нет же, не войти в одну реку дважды. Мы живем в высокотехнологичном (пока) обществе, в котором имеются все предпосылки для обеспечения высокого уровня жизни людей. Зачем — а главное, кто — заставляет основную масса сограждан жить чуть не впроголодь? Экономический процесс потерял стимулы к расширенному воспроизводству, организацию труда сменила организация хищений. Неприкосновенными объявлены чудовищные результаты «прихватизированного» богатства страны — которое за копейки было распродано, раздарено и разрушено. Данный строй капиталистический? Нет, нам говорят языком Конституций, что живем мы в социально — ориентированном государстве (а ведь занимается это государство асоциальными практиками). Возник аморфный и безликий общественный строй, в котором нет законов, а есть только капризы и прихоти правящих кланов, к тому же с извращенной одержимостью и направленностью. Перемешались классический капитализм (со всеми его язвами), паразитирующий на социалистических пережитках (наследии), вклиниваются сюда элементы буржуазной демократии ХХ века, созданной адаптированной для противостояния соцлагерю хитрыми кейнсианцами. Все это и выглядит не ахти, и душа к этой эклектике не лежит. Встают идеи создания консервативного капитализма, но базис такой системы уничтожен вместе с его носителями — царской Россией. Восстановить его точно уже — не получится. Да и не дадут это сделать недруги в лице мировой за кулисы, — не это они готовили для нас, когда сокрушили царскую, а затем и советскую державы».
«По сути, шанс, данный приговоренному к смерти народу в феномене Путина — уникален и похож на чудо. По законам социологии и политологии его не могло быть: угасание казалось экономистам и политологам необратимым, но кроме законов науки есть еще и загадочные флюиды истории. Но путинский режим в высшей степени противоречив. Он соткан из противоречий, главное из которых — желание правящей элиты жить и выжить, не сгореть в пламени полного и окончательного распада, сохраняя методологию действия во всех смыслах смертоносную. Это все равно, что одной рукой бинтовать резаные вены, а другой продолжать их резать. Оттого все пока туманно, намешано всякого, оттого и непонятно. Принимаются законы и акты с хорошим намерением, целятся в правильном направлении, но сталкиваются при попытках правоприменения с плохими, ранее запущенными пакетами и законодательными актами. Желают, из чувства самосохранения, насмотревшись на последние минуты Каддафи, совершенствовать, улучшать жизнь людей. И, путаясь, теряют нить. С одной стороны, наверху понимают, что так долго нельзя и необходимо четко, ясно взяться за прогрессивное, за то, что мы имели и потеряли, причем в недавнем прошлом. Нет другого пути, кроме как строить социально — ориентированное и справедливое государство. Несовместимо государственное бытие с воровством. Нужно пресечь воровство, коррупцию, но как это сделать, если не пересматривать воровскую приватизацию, не дать оценки событиям начала 90-х годов?»
За последние годы наша страна сильно изменилась. Законодательная и исполнительная власть предприняли ряд шагов во внутренней и внешней политике, которые сделали ее другой не только по сравнению с «лихими» 90-ми, но и с началом 2000-х. Достаточно назвать закон об иностранных агентах, Крым, Донбасс и, как следствие, базы НАТО, разворачиваемые по всей границе Российской Федерации от Балтики до Черного моря. И это надолго. В таких условиях еще острее ощущается нужда в государственной идеологии, которая, к сожалению, сегодня в России отсутствует. Такая идеология должна объединить нашу страну, в настоящее время расколотую на разные идейно-политические блоки. Возможна ли в принципе такая идеология? Давайте обратим свой взор в исторически обозримое прошлое и вспомним, как развивалась «Русская идея». Это не плохо сделал Александр Казин в своей статье «Русская идея ХХI века». Итак, начнем. Идеология — это совокупность духовных и материальных идей-ценностей, реально управляющих страной. Что касается русской идеи, то это наша национальная история, развернутая во времени. Не надо ничего выдумывать, надо ее осознать. Исторически первой большой идеей на пространстве Руси-России была идея православного царства — от Крещения Руси новгородско-киевским князем Владимиром до последнего петербургского императора-мученика Николая второго. Именно в рамках такой духовно-государственной конструкции Русь из маленького московского княжества превратилась в одну из величайших империй в мировой истории, дошла до Тихого океана и даже перехлестнулась в Америку. История России — русского народа, русской культуры — представляет собой упорную борьбу за сохранение православного ядра нашей цивилизации в условиях вызова со стороны чуждых русскому миру сил. Каждый раз, когда Русь-Россия испытывала очередной (внешний или внутренний) удар этих сил, она находила в себе источник восстановления, причем источник этот неизменно находился в области священного религиозно-языкового ядра Русского мира.
Петровские реформы начала ХVIII столетия явились настоящей цивилизационной революцией и даже, в определенном смысле, войной с национальной традицией. Парадокс дела Петра Великого заключался в том, что внешние оболочки русской цивилизации — техника, наука, военное дело и т. д. — при нем были радикально укреплены, перейдя на принципиально иной уровень, и если бы этого не было сделано, Россия потерпела бы политическое крушение уже в ХVIII веке. Однако по факту Петр противодействовал именно вертикальной развертке традиционной русской жизни (замена народно-земской монархии европейским абсолютизмом, отмена патриаршества, иноземное просвещение). Вместе с тем в церковном и народном духе император продолжал остаться православным царем. Конечно, часть народа заподозрила в Петре антихриста и затем ушла в «леса» и «на горы», чтобы не участвовать в его делах, но это разговор особый. Что касается «большой» истории России, магистральной линии ее вселенского христианского служения, то нет сомнения в том, что петровские преобразования, основание Петербурга, заимствование западных этикетов, мод и наук лишь модернизировали Россию, но не убили Святую Русь. Духовное ядро православно-русской цивилизации спасло Россию от распада, послав ей в начале в конце начале ХIХ века св. Серафима Саровского и других выдающихся подвижников. На уровне государственности была одержана победа в Отечественной войне 1812 года против коронованной французской революции в лице Бонапарта. Наконец, в области светской модернизированной культуры неопровержимым (и до сих пор не превзойденным) образом возврата к классической ценностной вертикали стало творчество Пушкина, показавшего — в отличие от своих современников Гете и Байрона, — что гений и свобода не обязательно в союзе с Мефистофелем, что они могут быть и на стороне Бога.
Петербургу было суждено впустить католическо-протестантско-масонский Запад в себя. Если Москва победила Восток на Куликовом поле и державно оформила русское православное царство, то Петербургу пришлось сразиться с иным противником — буржуазной Европой, которая, в отличие от монголов, стремилась изменить сам исторический код России. Главным социальным, экономическим и политическим противником петербургской монархии стал мировой капитал («желтый дьявол»), с которым она не справилась. Острие февральской революции 1917 года было нацелено прямо в центр русской цивилизации — в ее духовное ядро. Восставшие против царя думские политики-либералы (и прочие «фармацевты», как обозвал их Александр Блок) задумали перевернуть Русь с «головы на ноги», превратив ее в буржуазную республику англо-французского типа, то есть взять реванш за поражение 1905 года. Кстати, революцию 1905 года, так озаботившую авторов знаменитых «Вех», не дал довести до конца простой русский народ, благословленный на это св. Иоанном Кронштадтским. В то же время «прогрессивное общество» рукоплескало террористам, посылало поздравления с победой в войне японскому императору, а думский лидер тогдашних либералов, англоман П. Милюков до конца эмигрантской жизни гордился тем, что своей речью в Думе в ноябре 1916 года («глупость или измена?») подал воюющей стране «революционный сигнал». Между прочим, до победы над Германией в первой мировой войне оставалось совсем немного. Власти либералов с розовыми бантами хватило едва на 9 месяцев. Армия стала убивать своих офицеров и дезертировала, началась всеобщая смута. Государство развалилась. Власть валялась в пыли, и нужен был кто-то решительный, чтобы эту власть взять.
Решительные нашлись среди большевиков. Октябрь 1917 года был типичным столичным переворотом, однако за последующие 5 лет красные победили генералов-«демократов» и собрали разделившуюся Россию почти в границах империи. Подлинным создателем СССР был, конечно, Сталин, построивший за три пятилетки новую сверхдержаву, взявшую в 1945 году Берлин, овладевшую термоядерным оружием и первой вышедшую в космос. И патриаршество в русской Церкви после ленинско-троцкистского погрома было восстановлено именно при нем. Причем у него не было колоний и волшебных источников нефти, все приходилось делать на энтузиазме, страхе и рабском труде. Капитал стал атрибутом государства. Да, это было страшно, и не дай Бог нам увидеть что-то вроде раскулачивания, ГУЛАГа и воронков по ночам, но если бы этого не произошло, сейчас уже не было бы не только русского народа, но и многих других, примкнувших к нему лет 200 назад племен. Это история, не имеющая сослагательного наклонения. Третий Рим в 1917 году оказался третьим Интернационалом, но к 1945 году — после искупительной войны и Победы — во многом снова стал Россией. Ну а в 1991 году ориентированные на золото либералы (переродившиеся коммунисты) под демократическими лозунгами вернулись к власти в Москве. Это была новейшая (уже третья за ХХ век) либеральная революция, осуществленная большевистскими методами: партноменклатура конвертировала политическую власть в экономику. Очередные либерал-революционеры полагали, что все решит невидимая рука рынка — и получили страну в границах ХVII века, где конфликтовали все со всеми, и где только ленивый не проектировал дальнейшего распада страны на «уральскую республику», «дальневосточную республику» и пр. Конечно, существуют замечательные «Либеральные манифесты» 1947 и 1997 годов о свободе, ответственности и справедливости как главных ценностях либерализма. Либерализм предлагает человеку: «Делай, что хочешь, ты сам себе хозяин! Но при этом ты сам отвечаешь за себя, твой дом — твоя крепость, все остальное — Бог, государство, родина — суть только части тебя». В наше время этот «свободный собственник» целиком стал рабом рынка и интернета, который кормит его контркультурой, а улицы его города оказываются во власти многообразных «меньшинств». «На языке культурологии это называется постмодерном (ПМ), свидетельствующем о завершении фаустовского (модернистского-авангардистского) этапа европейской истории и переходе ее в предсмертную гедонистически-игровую потребительскую фазу».
Сегодня в странах, пораженных вирусом ПМ, уже нет религии, философии, искусства, науки, нравственности в собственном смысле слова; есть подделка (симулякр) под них. 26 июня 2015 года Белый дом в США расцветился радужными тонами ЛГБТ — это местные гомосексуалисты праздновали решение верховного суда США о полной легализации их «браков». Еще ранее Обама разрешил работу со стволовыми клетками эмбрионов, а в Англии испытали первый образец машины для чтения мыслей — увлекательная перспектива, не правда ли? Существует проект так называемого «мирового правительства», предполагающий «электронный концлагерь» и новейшую помесь феодализма с рабовладением. Постмодерн — это философия и политика глобализации ХХI века. Настоящая защита от него — а, значит, и от саморазрушения человечества — это вера в абсолютную реальность и ценность жизни, даруемой Богом. Совершенно очевидно, что русская идея христианской справедливости/правды и постмодернистский закат Европы идейно несовместимы. Последние события вроде самоопределения Крыма, героической обороны Новороссии и антироссийских экономических и военных санкций только подчеркивают это обстоятельство. Президент В. В. Путин и его команда предотвратили в начале ХХI века распад России, сохранив основы российской государственности (символизируемые царским гербом, советским гимном и демократическим флагом) и покончив с диктатом экономического тоталитаризма. «Семибанкирщине» дали понять, что она не все может. Путинские действия соответствовали народной воле, и народ поддержал их. Либерально-западнические партии потерпели полный провал, списать который на пресловутый «административный ресурс» при всем желании не удастся. «Если бы правительству Путина-Медведева удалось построить соответствующую мировому значению России национальную (а не компрадорскую) экономику — и, прежде всего, начать продавать русскую нефть и газ за рубли хотя бы в рамках БРИКС, покончив тем самым с политической монополией доллара — православно-русская цивилизация была бы материально обеспечена, во всяком случае, в обозримом будущем».
В качестве новой идеологии Казин предлагает идею «православного социализма». Понятие социализма в этом термине означает первичность народа и государства по отношению к рынку, противоположную почти полной зависимости страны от держателей мировых денег, как это обстоит ныне на Западе. Частная собственность на малом и среднем уровне вполне может вписаться в православный социализм — но ключевые высоты государства и экономики должны находиться в руках патриотического «служилого класса», а не тех владельцев долларовых миллионов с российскими паспортами, которые по факту давно уже швейцарцы, англичане или американцы. Объем промышленного ВВП в Российской Федерации в 2013 году был примерно на 25 % ниже советского 1990 года, тогда как соседняя Белоруссия, сохранившая многое от социалистического уклада и при централизованном руководстве, увеличила свой ВВП почти в 2 (!) раза. И это при отсутствии нефти и газа! Гайдаровский капитализм потерпел в России фиаско. Это понимают почти все, и Путин тоже. Только некоторые делают вид, что все идет нормально. Человеку нужен хлеб, но «не хлебом единым жив человек». Обществу нужны деньги, но нет ничего опаснее для России, чем власть денег. «Мыслимое будущее для России заключается в выработке такого государственно-общественного и культурного устройства, которое сохраняла бы в человеке образ Божий. Надо дать России возможность быть самой собой. Нельзя угасить ее веру. Если это случится, никакие заморские рецепты не спасут страну от гибели, а вместе с ней рухнет весь мир».
В приведенных выше словах очень многое соответствует истине. Однако построить «православный социализм», как его понимает Казин, в нынешней России невозможно. Автор считает себя вполне духовным человеком, но он согласен и с Марксом, «религия (в том числе, православие) — опиум для народа». И таких людей, как автор, в современной России — подавляющее большинство. Духовность и религии, хоть и связаны друг с другом, далеко не одно и то же. Православие же, по своей сути, ближе к языческому поклонению Солнцу, чем к христианству. В любом случае, разделение церкви и государства — это необходимое условие для любого стабильного светского государства. Иначе по примеру Исламского государства можно построить подобное ему «Православное государство». А «хрен редьки не слаще». По мнению автора, наиболее подходящей «Русской идеей» может стать идея построения анархического общества по лекалам Прудона (смотри главу «Четвертая политическая теория»). Если сравнить эту идею с православным социализмом (смотри главу «Православный монархический социализм, загадки и разгадки»), можно найти между ними очень много общего. Однако и православие, и монархизм, по мнению автора, совсем необязательны для построения будущего социально-справедливого общества на всей территории нашей «грешной земли». В этом строительстве православие может помочь только русским, ну а монархическая идея (в современном ее толковании) вообще — только навредить. С другой стороны, построить такое общество без революций можно только «сверху», а для этого потребуется изрядная доля авторитаризма власти, занятой этим строительством. Вдобавок и власть эту надо еще создать и по возможности защитить от либеральных поползновений. И все это предстоит сделать нам с Вами, уважаемый читатель. Вот примерно так автору видится самый оптимистичный сценарий окончания нынешнего противостояния цивилизаций. Самый же пессимистический сценарий — это гибель современного человечества под всполохи ядерных взрывов. Ну а как будет на самом деле, поживем — увидим.